Сегодняшний герой рубрики «Люди Московского Политеха» — Владимир Удовик, художественный руководитель и режиссер Творческой мастерской вуза — человек многоплановый, разносторонний и очень интересный. Разговор наш был долгим. В год 20-летия театра хотелось побольше узнать об его основателе и внутренней движущей силе коллектива, в котором играют непрофессиональные актеры и идет постоянная ротация. Итак…
От военного училища к театру
После школы Владимир продолжил семейную династию и окончил высшее военно-политическое училище, получив образование по профилю «Социальный педагог, психолог». Работу в МАМИ (Московский АвтоМеханический институт, ныне — Московский Политех) начал в 1999 году на военной кафедре. Параллельно отучился в МАМИ на инженера-конструктора по автомобиле- и тракторостроению. А в 2004 году был направлен в управление воспитательной работы вуза как представитель военной кафедры. Тут все и закрутилось. Вспомнились детские мечты «быть актером», и во многом благодаря им в Московском Политехе вот уже 20 лет существует свой театр.
О детских мечтах
— Я пришел работать со студентами и понял, что хочу и буду создавать театр. Эта мысль была внутри всегда. В выпускных классах школы я занимался в театральной студии, и ее руководители говорили, что актер из меня не получится. Сейчас я понимаю, что они были правы, мне сильно мешали внутренний протест и нежелание действовать по чьей-то указке. А актер — это инструмент в руках режиссера, это глина, из которой лепится искусство. Если актер на театральной площадке борется с режиссером, ничего не удастся. Он может видеть свою роль, может предлагать свои решения, но все-таки за сам процесс «от и до» отвечает режиссер.
В МАМИ тогда, после большого успеха КВН-команды в начале 2000-х, был двухлетний застой в творчестве и при этом кипела энергия молодежи. Потенциал вуза был огромен, надо было лишь правильно его использовать. Начались репетиции и в 2005 году, когда отмечалось 60-летие Победы, мы показывали первую серьезную постановку — военный спектакль «Память людская жива», поставленный с профессиональным режиссером.
О воспитании
— Воспитательной работой я занимался в разных видах, с разными категориями людей и при разных строях. Для меня воспитание – это когда люди делают что-то помимо основного рода их деятельности. То есть учится человек — и прекрасно, но кроме учебы есть жизнь, в которой важно не только есть, спать и отправлять естественные надобности, но и развиваться, в том числе духовно.
О сокращении вооруженных сил и призвании
— На мой взгляд, если у человека нет любимого дела, он заполняет это место алкоголем, депрессивными мыслями, саморазрушением. А теперь представьте мою ситуацию в начале 2000-х. Я — молодой и полный сил подполковник — учился, стремился быть военным, строил карьеру, а она в одночасье прекращается. В стране идет планомерное сокращение вооруженных сил и вдруг оказывается, что ты не нужен в них ни в каком качестве. Все это непросто переживать, и то, что я начал заниматься со студентами, помогло мне сделать переход от военной к гражданской жизни гораздо более плавным.
Поэтому было бы громко называть мою работу со студентами призванием. Ведь 20 лет назад, создавая театр, я во многом решал свои проблемы, но автоматически это привело к тому, что оказался полезен обществу именно в таком качестве.
О театре
— Театр для меня — это возможность самореализации. Не в плане «посмотрите, какой я великий», совсем нет. Мне важно сказать что-то зрителю, донести до него то, что осознал сам.
Для меня очень важны поиск и выбор материала для постановки. Это как рыбалка. Не та, которая ради еды, с сетями и динамитом, а вдумчивая, настоящая, с удочкой, чтобы медитировать, анализировать, угадать, найти, удачно выловить.
О фестивале первокурсника
— Это, в первую очередь, хороший фильтр, своего рода сито. Фестиваль стимулирует людей, которым надоели школьные кружки, продолжить заниматься творчеством. Мы собираем «первокурсников» в театр тепленькими, и они практически сразу же беспереходно попадают на подготовку детской новогодней сказки, а дети — это сложная публика, их заинтересовать очень тяжело, приходится придумывать самые разные примочки.
О промежуточном звене к гомо сапиенсу
— Когда я встречаюсь с первокурсниками, то всегда говорю им: «Ребята, студенческие годы — это единственная ситуация в вашей жизни, которая не повторится никогда. Вы уже не дети, вы достаточно взрослые, чтобы определять, как будете себя вести, чем заниматься. Но в отличие от совсем взрослых людей у вас еще нет семьи, ипотеки, автокредита и детей. То есть вы как бы промежуточное звено от гомо эректуса к гомо сапиенсу, и вы можете себе позволить в этот промежуток заниматься творчеством — выйти на сцену, попробовать свои силы, подурить. Этим шансом нужно пользоваться!»
О времени
— Я никого не уговариваю приходить в Творческую мастерскую и репетировать. Я предлагаю возможности. У кого-то будет получаться лучше, у кого-то хуже, а кто-то вообще будет на главных ролях и добьется максимально возможного успеха за наши 4-6 лет взаимодействия. Такие примеры есть. Ребята сами определяют, что им в жизни надо, я же хочу, чтобы ко мне в театр приходили люди, которые готовы тратить на него время. К сожалению, творческий процесс связан с тем, что ты тратишь огромное количество времени — на подбор материала, погружение в атмосферу произведения, репетиции и потом выступления.
О броуновском движении
— Театр сегодня — это броуновское движение. Всего у нас сейчас человек 50 и есть постоянная ротация. У всех свои интересы, свои задумки, и вот в определенный момент мы собираемся и начинаем работать. У нас театр-студия, она работает не по принципу «встал и все, давай играй». Нет, мы учим людей. У нас можно не только актерствовать, но и танцевать, петь, играть на инструментах, делать декорации, заниматься костюмами и гримом. Можно попробовать себя в разных ипостасях. Некоторые ведущие актеры имеют в неделю до семи репетиций — подготовка к спектаклю, вокал, хореография и так далее. Плюс полное погружение в предлагаемые обстоятельства.
О разных периодах жизни театра
— За 20 лет было всякое. Было время, когда мы играли в профессиональном театре. Был сложный период пандемии, после которого мы пришли к постановке малых форм. Был момент, когда все разругались в прах, и я вообще не хотел заниматься спектаклями и так далее. Сейчас, по прошествии времени, понимаешь, что бывают объективные кризисы, которые возникают потому, что ты перерастаешь какие-то вещи. У меня, например, был внутренний протест против того, что мы делаем одноразовые спектакли, много репетируем, ставим большие красивые декорации, и все это после показа уходит в никуда. Сейчас мы уже достаточно долго существуем по новой схеме и с репертуарными спектаклями.
О «Варшавской мелодии»
— Меня спрашивают на фестивалях, нет ли желания перейти в профессиональный театр, но я понимаю, что здесь, в вузе, экспериментировать проще. С формами, с материалом. Здесь я сам себе редактор и сам устанавливаю рамки. Когда я вижу произведение, которое мне нравится, но не согласен с тем, как оно поставлено, я беру и переделываю. Например, замечательная пьеса Леонида Зорина «Варшавская мелодия» — это классика, она множество раз ставилась на сцене и интерпретируется, в основном, как советские «Ромео и Джульетта», однако я не согласен с такой трактовкой.
Зорин, если читать его внимательно, пишет о том, что при приличном фасаде главного героя внутри у него — звенящая пустота. Так бывает. Он бывший фронтовик, который Гитлера не боялся, его портрет на доске почета, однако в душе у человека ничего уже нет. Главная героиня за прошедшие по сюжету годы тоже превращается из восторженной девушки в холодную статую. Вот как так происходит? Когда и как люди ломаются об обстоятельства, и за внешней оболочкой успешности ничего не остается? В финале мы видим двух выгоревших внутри людей. Он пришел к этому, потому что поплыл по течению, она потому, что каждый лез в ее душу. Внешние параметры часто ничего не говорят о моральных и душевных качествах человека. Вот об этом, по моему мнению, «Варшавская мелодия» и есть. И именно это видение я старался передать на сцене.
О Змее Горыныче студенческого театра
— У любого студенческого театра есть три проблемы объективного характера. Во-первых, студент — не профессиональный актер. Во-вторых, он учится, и это его изначальное предназначение в университете. И в-третьих, нужно подстраивать свои режиссерские «хотелки» под возрастной диапазон от 18 до 25 лет. Бывает так, что мне нравится автор и пьеса, я вижу спектакль, но этот Змей Горыныч о трех проблемных головах принципиально ломает систему. Вот решим мы, например, поставить «Евгения Онегина», «Ревизора», и у нас сразу же возникнут проблемы возрастного плана.
О качественном продукте и натурализации жизни
— Мне важно, чтобы мы выпускали качественный продукт, моя внутренняя редактура говорит о том, что плохую вещь выпускать не надо. Для меня плохая вещь — та, что, во-первых, слабо сделана. А во-вторых, она не в контексте общего направления деятельности нашего учебного заведения, у которого есть воспитательная миссия. Мы не можем и не будем делать определенные провокационные вещи, и не потому, что я такой ретроградный, а потому что представляем университет, в том числе в политическом аспекте.
Театр в технический вуз привносит культуру, а культура, на мой взгляд, не может быть с пошлятиной. Нет смысла в том, чтобы делать спектакли максимально приближенными к жизни, натурализировать ее. Потому что, если я захочу посмотреть жизнь, я сяду на лавке на какой-нибудь окраинной станции метро в Москве, увижу там и трагедию, и фарс, и пьяных. Зачем мне это в театре? В моем восприятии социальный фильм — это, например, «Чучело». Там показана жестокость детей, жестокость мира, но без лишней натурализации.
О правилах
— У меня есть правило — бережное отношение к автору. Он написал, а ты как режиссер должен догадаться, выловить, что он хотел сказать. Если ты сам хочешь что-то сказать, вот тебе ручка, вот бумага, пиши, говори. Если взялся за чужой материал — вникай.
И еще принцип. Я могу учить тех, кто ко мне приходит, подсказывать им что-то, но только если есть обоюдное движение навстречу. Если его нет, то заставить человека невозможно. Только вместе.
О волшебной силе искусства
— Иногда перед постановкой спектакля я ставлю актерам фильм «Судьба» Евгения Матвеева. Там есть моменты, которые хорошо дают понять, что такое волшебная сила искусства, сила его воздействия на души.
Я думаю, что у ребят, которые к нам ходили, ходят и будут продолжать ходить, меняются в той или иной степени взгляды на жизнь. Мы многие вещи разбираем очень подробно. Чтобы появилось другое настроение, другой подход. Чтобы при постановке того же военного спектакля они могли показать через мелочи, через обыденность, без пафоса и героизации самые страшные вещи времени.
Об университете как доме
— В университете в разное время было разное отношение к внеучебной деятельности. Часто она воспринималась как некий побочный продукт — витрина, некая фишка. Мне близка сегодняшняя политика: для студента университет — его дом, и надо, чтобы в нем допоздна горел свет и были созданы условия для внеучебных занятий, которые смогут, во-первых, отвлечь молодежь от пива по скверам, а во-вторых, дать толчок к развитию.
